Поплутав по переходам, под гитарный перезвон,
Выбредаю за народом на заплёванный перрон.
Гармонист лицо бухое прячет в драные меха,
Время наше неплохое… и эпоха неплоха.
Над подтаявшим сугробом, у платформы на краю,
Мама папу кроет ёбом – разрушающим укрепляющим семью.
Детвора киряет в школах, телевизор учит жить,
Как сказал один психолог: «Нам весь мир принадлежить!»
Не запомнить априори всех российских городов,
Где по доскам на заборе: «Бей чучмеков и жидов!»
Это всё не божья прихоть, не Господень Страшный суд;
Если ты здесь ищешь выход, – не ищи его ты тут.
Три струны заденет палец – песня слышится вдали,
«Девки в озере купались – х.й хрен резиновый нашли».
Весь народ гудит и пляшет, всюду пенье аонид,
На гербах крылами машет двухголовый трансвестит.
Наше прошлое – лучисто, наша будущность – светла;
Полюбила тракториста финансиста и, как водится, дала…
Сорок лет – ни стар, ни молод. Мой сурок всегда со мной,
Он накурен и уколот, и закинут «кислотой».
Как на Киевском вокзале, трали-вали-ай-лю-ли,
Мне цыганки нагадали… и на пальцах развели.
За подол хватать Фортуну, я пока что погожу:
То ей хрен х.й в забор просуну, то ей жопу покажу.
Птица-тройка, мало ль, много ль, нам испытывать Судьбу?
Нет ответа. Только Гоголь, перевёрнутый в гробу.
Мой сурок на «ты» с эпохой; девки плавают в пруду;
Если нам с тобой всёпох.й – знать, эпоха нивпи.ду.
